Валерий Александрович Гаврилин / Valery Gavrilin. Каприччио.

Валерий Александрович Гаврилин / Valery Gavrilin
Каприччио.

Музыка Гаврилина вся, от первой до последней ноты, напоена русским мелосом, чистота ее стиля поразительна. Органическое, сыновнее чувство Родины — драгоценное свойство этой музыки, ее сердцевина. Это — подлинно. Это написано кровью сердца.

Георгий Свиридов

Читать книгу В. Гаврилина здесь

О МУЗЫКЕ И НЕ ТОЛЬКО...
Записи разных лет

Эта книга писалась всю жизнь. Начал ее хлебнувший сиротского лиха паренек из вологодской деревушки Перхурьево, а завершил великий композитор, последний, судя по всему, русский гений ушедшего столетия. Год за годом, изо дня в день — в тетрадках, блокнотах, на отдельных листочках (им нет числа!) Валерий Гаврилин делал записи. О чем? Да обо всем, чем жил, чему радовался, чем болела душа: о творчестве, о себе, о прочитанных книгах, о ребенке, пившем винище из большого стакана... Ну и, конечно же, о Музыке — а как же иначе!.. «Музыка, сердце мое, жизнь моя, не учи людей ЖИТЬ, учи любить, страдать, и еще любить, и еще любить.» Господи, в горле комок, когда читаю эту молитвенную запись консерваторской поры, поры мучительных поисков, зябкого неуюта.
      Он такой же, как его музыка, — Гаврилин-литератор: нежный и трагический, пророчески-мудрый и озорной, добрый, горестный, светлый, милосердный... и вдруг — убийственно-ироничный, гневный, как Ангел Господень, когда речь идет о святом: о Родине, о даре Божьем. Он до мурашек обнажен и чист в этих, не для печати писанных, откровениях своих. В них судьба, его душа — ранимая, мятущаяся.
      Пишу эти строки, а он, автор книги, смотрит на меня с давнишнего, времен нашего с ним знакомства, снимка. На нем Валера совсем еще молод, чуть ли не кучеряв, с лихой «беломориной» в зубах, с нотной тетрадью на коленях. Вот сейчас он всплеснет руками и так уважительно, так серьезно скажет: «Ну надо же! И как это вы, писатели, умеете, как это у вас складно получается?! Ну просто чудо какое-то!» Эх, кабы мне тогда хоть одним глазком да заглянуть бы в ту, другую тетрадь, не нотную! А ведь уже была, лежала себе в столе, вся исписанная. И не одна...
      И тут вот о чем. Кто знает, что сталось бы с этими, оставшимися в столе, гаврилинскими тетрадями, если б не жена композитора, Наталия Евгеньевна Гаврилина. Она бережно, по листочку, по строчке разобрала и вычитала полустершиеся порой записи Валерия, а затем сама набрала огромную — в три пузатые папки — рукопись. Вот из этой собранной рукописи и получилась в конце концов книга, после прочтения которой и начинаешь осознавать истинный масштаб Валерия Александровича Гаврилина — композитора, блистательного писателя, историка, фольклориста, музыковеда, критика, поэта, эрудита, книгочея, глубочайшего европейской культуры мыслителя...
      Какие единственно верные, как в песне, какие вечные слова Валерия Гаврилина: «Я живу на своей Родине, я охраняю и сохраняю ее музыку». Воистину так: живет! Живет и жить будет, покуда жива Россия.

 В. Максимов

(Отрывки из книги)

Чем искреннее, плавнее, полнее, детальнее, до мелочей текст — тем лучше песня завоевывает популярность. Подделки под простонародность так широко распространены, особенно в русских народных хорах — в частушках — очень хорошо чувствуется массами, и их ернический стиль, глубоко презираемый, в среде народа не встречает никакого отклика, кроме иронии. Человек в песне видит всегда более возвышенное, чем обыденность, нечто для души, и душа его закроется перед красногубой пошлостью, которой часто подменяется простодушная лукавость народной поэзии, особенно в частушках.

За такими словами не будут гоняться деревенские девчонки, каждая из которых имеет толстенный альбом со словами буквально всех популярных песен.

А нам нужно особенно понимать деревню.

* * *

Говорить о национальном в музыке — значит говорить о развитии русской классической музыкальной традиции, в том числе об усвоении ею всевозможных достижений всей мировой музыкальной культуры. Говорить об этническом — значит говорить о присутствии в музыкальных композициях языковых оборотов, свойственных фольклору. Конечно, любое сочинение, в котором ощущается воздействие фольклора, вносит определенный вклад в национальную музыкальную культуру, и в нем можно найти этнические признаки. Но коль скоро речь идет о претворении фольклора, то говорить нужно прежде всего о группах, разновидностях, бытующих на сегодняшний день, фольклора, об их тенденциозности и, стало быть, их роли в жизни общeства. Что касается групп — то их в основном две (городская и деревенская), каждая из которых весьма сложна по составу; что касается их тенденциозности, то они самым тесным образом связаны с судьбами общественного развития и исключительно чутко реагируют на все перипетии и коловращения в жизни общества. Поэтому необычайно важно хорошо понять, что стоит за фольклором обеих групп сегодня, какие боли, какого характера радости и в чем корни и тех и других. И в этом, на мой взгляд, заключается самый главный принцип претворения фольклора, т. е. принцип УЧИТЬСЯ у фольклора, учиться его чуткости, необходимости, современности.

И нам, композиторам, не нужно эстетствовать, не нужно ругать песенность города, жестокие романсы, менестрелей, ибо в их интонациях запрограммирован определенный строй чувств, рожденных историей. Мы не вправе от него отпихиваться, т. к. он живет и будет жить долго, и было бы большим промахом не запечатлеть его в произведениях высокого искусства.

Обычно те, кто ругает фольклор города, хвалит фольклор деревни. А ведь сама деревня давно подвержена процессу ОГОРОЖЕНИЯ. С момента начала капитализации.

* * *

...Нет ничего страшнее либерализма. Даже воинствующий консерватизм лучше, т. к. он очевиден. Либерализм же лжив, увертлив и трудноуловим. Он путает ясное отношение к вещам и сбивает с прямой дороги.