Enrico Caruso / Энрико Карузо
Ruggero Leoncavallo, 'Pagliacci', ariozo Canio "Recitar!" - "Vesti la giubba"
Giacomo Puccini, Tosca-Act I, Recondita armoni (Cavaradossi)
Великого итальянского тенора Энрико Карузо называют
королём оперного искусства. Его голос поражает красотой и необыкновенной
выразительностью звучания. Энрико знал более ста опер на разных языках,
исполнял бесчисленное количество песен любого жанра. «Властителем людских
сердец» считал его публицист Никола Даспуро. Газета «Фигаро» писала о Карузо
как об артисте «со слезой в голосе», певце, который пел с такой выразительностью
и с таким теплом, как никто другой. Сам артист, перечисляя качества,
необходимые для того, чтобы стать великим певцом, называл «широкую грудь,
большое горло, отличную память, ум, уйму работы и… кое-что в сердце»!
Энрико Карузо родился 25 (по некоторым
источникам — 26 и даже 27) февраля 1873 года в Неаполе, в семье
рабочего-механика. С детства он был захвачен оперной музыкой и неаполитанскими
песнями. Юный Карузо пел по праздникам в хоре церкви Святой Анны. Оценив его
талант, маэстро Гульельмо Верджине пригласил 19-летнего Энрико в свою школу
пения Храм бельканто.
Официальный дебют Карузо состоялся в неаполитанском
театре Нуово 24 декабря 1895 года. Малоизвестная опера Морелли «Друг Франческо»
была освистана публикой. Правда, галёрка неистово аплодировала Карузо, но там
были его друзья.
На молодого певца обратил внимание театральный агент
Франческо Дзукки. Он напечатал афишу, на которой было начертано крупными
буквами: «В опере выступит замечательный тенор Энрико Карузо». Уловка Дзукки
удалась: его подопечный снискал успех.
Триумф певца рос от спектакля к спектаклю. Но пройдёт
восемь лет, прежде чем Карузо завоюет признание не только в Италии, но и за её
пределами. Молодой тенор гастролировал в крупнейших театрах мира. Миланский «Ла
Скала», «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке, «Колон» в Буэнос-Айресе, «Сан-Карло»
в Неаполе, прославленные оперные театры Петербурга и Москвы и многие другие
театры Европы и Америки хотят видеть на своей сцене Карузо.
В 1903 году Энрико приехал в США. Он заключил контракт
с «Метрополитен-опера» и вскоре стал её первым солистом. В Америке Карузо с
самого начала сопутствовал неизменный успех. Летопись театра
«Метрополитен-опера» констатирует, что подобного успеха здесь не имел ни один
другой артист. Большой зал театра не мог вместить всех желающих. Приходилось
открывать театр за одиннадцать часов до начала представления!
Энрико Карузо считался самым высокооплачиваемым
оперным певцом мира, его гонорары выросли от 15 итальянских лир в начале
карьеры до 2,5 тысячи долларов за каждый спектакль в «Метрополитен-опера».
Руководитель театра Джулио Гатти-Казацца утверждал, что «никакой гонорар не
может быть для него чрезмерным».
Миллиардер Генри Смит, чтобы получить согласие Карузо
на выступление в его доме, предложил артисту сумму на доллар больше, чем
«Метрополитен-опера». Другой миллиардер вёл переговоры с итальянским тенором о
серии концертов в зале его дворца.
Карузо был законодателем моды в Америке и Европе.
Многие артисты подражали ему в манере держаться на сцене. Причёска «под Карузо»
была очень популярна в начале века. О его любви к вещам ходили легенды. В
гардеробе певца всегда было не менее пятидесяти костюмов и восьмидесяти пар
обуви.
По словам биографа Витторио Торторелли, великий Карузо
был властелином толпы. Но он был добрый, весёлый человек, остро и глубоко
реагировавший на дружеские чувства; несмотря на богатство и именитость, он был
готов щедро помогать людям, доставлять им радость и счастье.
Высокого мнения о нём были коллеги. Джакомо Пуччини,
впервые услышав в исполнении 24-летнего Карузо арию Каварадосси из «Тоски»,
воскликнул: «Ты послан мне самим Богом!»
Фёдор Иванович Шаляпин, с которым Карузо связывали не
только несколько совместных выступлений, но и тёплые дружеские отношения и
общая страсть к рисованию, в одном из интервью рассказал о своей первой встрече
с великим итальянцем на сцене «Ла Скала»: «Карузо произвёл на меня самое
очаровательное впечатление, весь его облик олицетворял сердечную доброту. А его
голос — это идеальный тенор. Каким наслаждением было петь с ним вместе!»
Осенью 1907 года в порту Нью-Йорка собралась большая
группа эмигрантов из Италии. Для того чтобы попасть в Америку, им необходимо
было иметь с собой не менее 50 долларов. У большинства семей такой суммы не
оказалось. И тут кто-то вспомнил о Карузо. Когда певцу сообщили о проблеме
соотечественников, он тут же выделил эмигрантам необходимую сумму. Позже он не
раз устраивал благотворительные концерты в пользу земляков.
История с эмигрантами имела неожиданное продолжение.
Зимой к певцу пришёл мальчик с букетом цветов и конвертом, в который были
вложены 50 долларов. Это итальянская семья пекарей с благодарностью возвращала
певцу долг. Энрико тут же отправился к пекарю в гости. Весело, по-семейному,
Карузо провёл с земляками вечер. И, конечно, не забыл вернуть им деньги.
Каждый год Энрико посещал Неаполь. Он помогал друзьям,
как только мог: одевал, давал деньги, устраивал на работу. Карузо пел для них в
таверне неаполитанские песни.
Слава и богатство не вскружили голову Карузо даже
тогда, когда он достиг зенита и обрёл идолопоклонников. Он остался скромным,
хотя и не лишённым экстравагантности, — такой уж был склад его натуры.
В один из летних дней в саду парижского кафе выступали
бродячие музыканты. Мальчик играл на аккордеоне, а старик, вероятно, его отец,
обходил столики с тарелкой в руках. Элегантный представительный господин в
соломенной шляпе, куривший сигару, с любопытством следил за происходящим. Он
был крайне удивлён, когда увидел всего несколько монет в тарелке, —
мальчик играл прекрасно. Выяснив, что музыканты — итальянцы из Бари, он
попросил мальчика сыграть «О моё солнце».
Когда зазвучала мелодия, господин, надвинув на лоб
соломенную шляпу, запел во весь голос знаменитую песню ди Капуа, жестом руки
предлагая старику обходить посетителей. Очень скоро тарелка наполнилась
монетами до краёв, а потом ещё и ещё раз. По голосу кто-то узнал Карузо.
Бродячие музыканты стояли потрясённые. Энрико Карузо — а это был
действительно он, — сияя от удовольствия, радостно смеялся. Народ уже
толпился у входа сада-ресторана. Друзья поспешили увести певца из кафе.
Карузо, как истинно великий человек, подсмеивался над
своей славой и часто рассказывал следующую историю. Однажды у Карузо сломалась
машина, и, пока её чинили, он был вынужден остановиться у местного фермера.
Когда певец назвал себя, фермер вскочил, пожал руку Карузо и взволнованно
произнёс: «Мог ли я когда-нибудь думать, что увижу в своей маленькой кухне
великого путешественника Робинзона Карузо!»
А вот ещё одна известная история. Когда Карузо, уже
прославленный певец, пришёл в банк, чтобы получить по чеку значительную сумму,
оказалось, что у него нет при себе документов.
— Но я же Карузо! —
воскликнул он.
— А чем вы это докажете? —
спросил клерк.
Певец нахмурился, потом его лицо
просветлело. Он запел арию Каварадосси из оперы «Тоска». Исполнение было столь
великолепным и чистым, что восхищённый банковский служащий тут же выдал ему
деньги.
Рассказывали, что, взяв как-то
высокую ноту, Карузо разбил висевшую рядом люстру. Американский отоларинголог
Уильям Ллойд зафиксировал в голосе Карузо 560 колебаний в секунду. От такого
колебания могли лопнуть оконные стёкла.
В Берлине в одном из театров
узнали, что Карузо — заядлый курильщик и бросает повсюду непотушенные
окурки. К нему приставили пожарного, который следовал за ним с ведром повсюду,
где бы он ни находился.
В Мехико Карузо пел «Кармен» под
открытым небом на Пласа де Торос в присутствии тридцати тысяч зрителей.
Объявление о выступлении Карузо было вывешено лишь за день до спектакля. На
афише была простая надпись: «Поёт Карузо». Мексиканцы брали места штурмом.
Более десяти тысяч человек не смогли попасть на концерт. Ни силы властей, ни
дождь, обрушившийся во время спектакля на импровизированный театр, не могли
заставить охваченную экстазом бурлящую толпу, готовую на любые жертвы, покинуть
площадь.
По окончании последней сцены,
вызвавшей всеобщий восторг, Карузо удалился под охраной полиции, приставленной
следить за общественным порядком. Нужно было уберечь Карузо от неистовства
восторженных поклонников.
В чём причина триумфа Карузо?
Певец попытался ответить на этот вопрос в своём письме жене Дороти: «Наверное,
тем, что в этот раз я пел, как никогда в жизни. Нечеловеческим напряжением всех
сил мне удалось посредством голоса передать публике мои чувства и переживания,
добиться духовного единения с ней. И это захватило её».
Карузо пользовался большим
успехом у женщин. У дверей его гостиничного номера дежурили поклонницы —
наследницы богатейших семей Америки. В августе 1918 года 45-летний тенор
женился на американке Дороти Парк Бенджамен. Через год у них родилась дочь
Глория. Кроме того, у Карузо было два внебрачных сына — Энрико и Рудольфо.
24 декабря 1920 года Карузо
выступал в театре «Метрополитен-опера» последний раз. Это было шестьсот седьмое
появление артиста на сцене этого театра. Карузо пропел пять актов «Дочери
кардинала». Публика неистово аплодировала, кричала «бис». Но певец был уже
серьёзно болен. У Карузо развивался в тяжёлой форме гнойный плеврит, и
многочисленные операции лишь продлили его жизнь.
Энрико Карузо умер утром 2
августа 1921 года в Неаполе. Ему было всего 48 лет. Тело великого певца было
набальзамировано и выставлено в центральном зале отеля «Везувио» в хрустальном
гробу. Три дня и три ночи прощались итальянцы со своим кумиром. Прах Карузо
погребён в Неаполе, на кладбище Пьянто, в специально возведённой капелле.
В сентябре 1921 года из Америки
в Неаполь была доставлена огромная восковая свеча весом в пять центнеров —
дар американского народа. Свечу планировали зажигать раз в год перед
изображением Богоматери в память великого артиста, кумира миллионов. Эту
гигантскую свечу отлили в Нью-Йорке по заказу «Объединённых больниц»,
институтов и приютов Америки, которым Карузо оказывал помощь.
Тысячи туристов из всех стран
мира стекаются ежегодно в морское предместье Неаполя Санта-Лючия, посещают
небольшое кладбище Пьянто, театр Сан-Карло — места, связанные с именем
Карузо, чтобы почтить его память.
Сторожа закрытой часовни, где
покоится Карузо, оберегают её от причуд посетителей. Одна нью-йоркская
студентка осталась на кладбище после его закрытия, для того чтобы побыть в
обществе великого певца до восхода луны. Пожилая женщина, тоже американка,
готова была отдать последние деньги за то, чтобы ей разрешили посидеть до ночи
на ступеньках часовни и воскресить воспоминание о том, как в далёкие дни своей
молодости она слушала Карузо.
К счастью, остались записи
голоса Энрико Карузо: он стал первым певцом, чей репертуар был записан на
пластинках, а знаменитое ариозо «Смейся, паяц!» разошлось миллионным тиражом.
Всего же Карузо было напето около 500 пластинок с более чем 200 произведениями!
Многие тенора преклоняются перед
талантом Энрико Карузо. Однажды Лучано Паваротти остановился в гостинице
«Эксцельсиор». Узнав, что Карузо обычно жил в соседней гостинице «Везувий», он
сказал себе, что в следующий раз обязательно остановится в «Везувии» и, если
возможно, в его номере. «Затрудняюсь объяснить, почему мне так
захотелось, — писал Паваротти. — Может быть, это дань уважения, может
быть, признательность, может быть, суеверие. Возможно, я подумал, что, пока
буду жить там, он научит меня чему-то ещё в искусстве пения».
Трудно не согласиться с
Торторелли, заявившим: «Память о Карузо будет жить до тех пор, пока в сердцах
людей не угаснет любовь к музыке, пению и великим артистам».
Recitar!… mentre
preso dal delirio
non so più quel che dico e quel che faccio!
Eppur… è d’uopo… sforzati!
Bah! Sei tu forse un uom?
Tu se' Pagliaccio!
Vesti la giubba, e la faccia infarina.
La gente paga e rider vuole qua.
E se Arlecchin t’invola Colombina,ridi,
Pagliaccio, e ognun applaudirà!
Tramuta in lazzi lo spasmo ed il pianto,
in una smorfia il singhiozzo e’l dolor — Ah!
Ridi, Pagliaccio, sul tuo amore infranto.
Ridi del duol che t’avvelena il cor.
non so più quel che dico e quel che faccio!
Eppur… è d’uopo… sforzati!
Bah! Sei tu forse un uom?
Tu se' Pagliaccio!
Vesti la giubba, e la faccia infarina.
La gente paga e rider vuole qua.
E se Arlecchin t’invola Colombina,ridi,
Pagliaccio, e ognun applaudirà!
Tramuta in lazzi lo spasmo ed il pianto,
in una smorfia il singhiozzo e’l dolor — Ah!
Ridi, Pagliaccio, sul tuo amore infranto.
Ridi del duol che t’avvelena il cor.
Recondita armonia di bellezze diverse!
È bruna Floria, l’ardente amante mia.
E te, beltade ignota, cinta di chiome bionde,
Tu azzurro hai l’occhio,
Tosca ha l’occhio nero!
L’arte nel suo mistero,
le diverse bellezze insiem confonde…
Ma nel ritrar costei,
Il mio solo pensiero,
Ah! il mio sol pensier sei tu,
Tosca, sei tu!
È bruna Floria, l’ardente amante mia.
E te, beltade ignota, cinta di chiome bionde,
Tu azzurro hai l’occhio,
Tosca ha l’occhio nero!
L’arte nel suo mistero,
le diverse bellezze insiem confonde…
Ma nel ritrar costei,
Il mio solo pensiero,
Ah! il mio sol pensier sei tu,
Tosca, sei tu!
Комментариев нет:
Отправить комментарий